На прощание в знак уважения и признательности Вайолет сделала земной реверанс и воткнула одно из немногих уцелевших попугаичьих перьев в причёску приятнейшей из Синебрюх, тогда как Слингсби, Гай и Лайонел одарили их тремя маленькими коробочками, наполненными, соответственно, чёрными булавками, сушёными фигами и английской солью; вот так они покинули сей счастливый берег навсегда.
Переполненные эмоциями, четверо маленьких путешественников тотчас же запрыгнули в чайник и уснули без задних ног. Но ещё много часов вдоль всего берега были отчётливо слышны звуки сурово подавляемых рыданий и шуршание носовых платков, применяемых несметным множеством живых существ в попытке приглушения одновременных всхлипываний, печально плывшие вдоль плещущих волн, пока лодка всё дальше и дальше уходила от Земли Счастливых Бутылочных Мух-Синебрюх.
В продолжение нескольких дней после описываемых событий ничего примечательного не происходило, не считая того, что, когда путешественники проплывали вдоль низкой песчаной косы, они стали свидетелями необычного и ласкающего глаз зрелища, а именно: многие и многие Крабы и Раки – возможно, сотен шесть или семь – сидели у самой воды и не жалея сил распутывали огромный клубок бледно-розовой пряжи, которую они периодически увлажняли жидкостью, состоящей из смеси лавандовой воды и бело-винного негуса.
«Мы можем чем-нибудь помочь вам, о хрустящие Крабятушки?» – спросили четверо деток.
«Весьма вам признательны, – отвечали Крабы один за другим. – Мы пытаемся связать рукавички, да не знаем как».
На что Вайолет, которая была отлично знакома с искусством вязания рукавиц, сказала Крабам: «Ваши клешни отвинчиваются, или они вставлены намертво?»
«Они все отвинчиваются», – сказали Крабы и незамедлительно сложили большую кучу клешней к самой лодке, а Вайолет расчесала ими всю бледно-розовую шерсть и затем связала из неё самые прекрасные рукавички, какие только можно вообразить. Крабы, вернув и привернув свои клешни на место, бодро натянули рукавички на запястья и быстро удалились на задних ногах, распевая песни серебристыми голосами и в минорной тональности.
После этого четыре маленьких человечка продолжали плавание, пока не достигли обширнейшей равнины пугающих размеров, на которой поначалу вообще ничего не было обнаружено; но по мере продвижения путешественников вперёд на неопределённом, но значительном расстоянии возник некий объект, который при большем приближении и тщательном ощупывании показался кем-то в большом белом парике, сидящим в кресле, сделанном из бисквитов и устричных раковин. «Что-то это не очень похоже на человека», – сказала Вайолет с сомнением; и они так и не могли разобрать, что же это в действительности такое, пока Хитро-Вангл (которому доводилось уже бывать в кругосветках) не воскликнул нежно громким голосом: «Да это ж Кооперативная Цветная Капуста!»
И так оно и оказалось: они вскоре поняли, что принятое ими поначалу за огромный парик в действительности было не что иное, как макушка кочана Цветной Капусты; полное отсутствие ног отнюдь не мешало ему вполне сносно ходить, грациозно раскачиваясь на единственной кочерыжке, – при этом он ещё изрядно экономил на чулках и башмаках.
И вот пока вся компания из лодки глазела на него со смешанным чувством приязни и отвращения, он внезапно поднялся и в несколько плюмдомфиозной манере поспешно затопал в направлении заходящего солнца – нога в ногу с ним шагали два напыщенных доверенных Огурца, а путь ему пролагали тучи Трясогузок, по три плюс три в ряд – пока он наконец не исчез на западном краю неба в кристаллическом облаке потогонного песка.
Столь эффектное зрелище не могло не произвести на четвёрку детей весьма глубокого впечатления; и они тотчас же вернулись к своей лодке с сильным предощущением одышки и зверского аппетита.
Вскоре после этого путешественникам пришлось проплывать непосредственно под некими высокими нависающими скалами, с вершины одной из которых мальчуган препротивного вида, одетый в розовые бриджи и с какой-то оловянной посудиной на голове, запустил в лодку огромной тыквой, от чего та немедленно и перевернулась.
Но этот переворот не имел ни малейших последствий, ибо вся компания обладала отличными плавательными навыками; и, собственно говоря, они в охотку поплескались до восхода луны, когда же вода начала холодать, купальщики спонт-фонтанно вернулись на лодку. Между тем Хитро-Вангл зашвырнул тыкву обратно с такой невероятной силой, что она бухнулась на скалы, где обретался злонамеренный паренёк в розовых бриджах; когда же, будучи буквально набита люцисерными спичками, тыква ненароком разлетелась на тысячу осколков, скалы мгновенно запылали и гнусный мальчонка начал неблагоприятно нагреваться всё бо-, и бо-, и более, пока его бриджи совершенно не позеленели, а нос не подгорел.
Спустя два или три дня после этого происшествия прибыли они в другое место, где не обнаружили ровным счётом ничего, кроме нескольких широких и глубоких ям, доверху наполненных тутовым джемом. Это собственность крошечных Желтоносых Обезьян, кишмя кишащих в этих местах и запасающих тутовый джем для пропитания в зимнее время, когда они смешивают его с прозрачным супом из бледного барвинка и подают в чашах из веджвудского фарфора, которые свободно растут повсюду в тех краях. Из всех Желтоносых Обезьян на месте был единственный Обезьянчик, да и тот спал беспробудным сном; однако его неистовый и кровожадный храп привёл наших путешественников, Хитро-Вангла и Киску в такой ужас, что они зачерпнули только маленькую чашечку джема и поспешили без промедления вернуться к лодке для отплытия.